Война, шторма и бури

 

В свои 90 лет жительница Коломяг Галина Сергеевна Ражнова прекрасно выглядит. Юбиляр встречает гостей с улыбкой. Поздравить ее пришли председатель Общества жителей блокадного Ленинграда Галина Павловна Осипова, депутат Муниципального Совета Елена Николаевна Кузнецова и сотрудник местной администрации Марина Борисовна Сурикова. Жизнерадостная, активная, деятельная — Галина Сергеевна начинает сама накрывать на стол, не позволяя себе помогать. «Да Вы лучше расскажите о себе!» ? просят гости юбиляра. Но она никого не слушает и вместе с дочерью Натальей продолжает хлопотать на кухне. Про нее начинает рассказывать Елена Николаевна, которая хорошо знает семью юбиляра: депутат работает управляющей в этом доме. «Замечательная семья — и мама, и дочь. Очень дружные, как ниточка с иголочкой».

Галина Сергеевна наконец-то присаживается: «По рюмочке выпьем, девочки?» Гости скромничают: всем сегодня еще работать. Юбиляр начинает рассказ о своей жизни, наполненной, как грустными событиями, так и приключениями.

 

«Бьется в тесной печурке огонь…»

 

«Все мои родственники — ленинградцы. Когда я родилась, мы жили на Петроградской стороне, на улице Зеленина. Папа был моряком. Его арестовали в 1937 году за анекдот. Он сидел с друзьями в кафе; они о чем-то говорили, шутили, а ночью за ним приехали и увезли. Выпустили, но сразу забрали на фронт, где он пропал без вести. До начала Великой Отечественной войны мама работала почтальоном и одна воспитывала двоих детей: меня и мою младшую сестру. Затем вышла замуж во второй раз, и в семье появилось еще двое малышей, сестра и брат.

Мне было 11 лет, когда началась война. Мы переехали в деревянный дом в Финском переулке. В первый год войны братишка умер у меня на руках, и я помню, как на саночках везла его до кинотеатра «Гигант» — за кинотеатром лежали горы трупов. Я привезла брата и там оставила. Мама сильно болела, не могла встать с кровати: у нее была цинга. Маленькую сестренку Татьяну забрали в детский дом, который впоследствии эвакуировался. Танечку мы искали, но так и не нашли и ничего о ней так и не знаем.

Остались мы дома втроем: я, мама и сестренка Люда. Я стала хозяйкой в доме: ходила добывать хоть какую-то еду. Сама была тощая и помещалась в один валенок. На мне все время была мужицкая шапка-ушанка, и все меня принимали за мальчишку. Помню, как проходила мимо столовой, из которой доносились ароматные запахи. Зашла в нее, а там стоит огромный котел, и рядом с ним что-то готовит женщина-повариха. “Что ты, мальчишка, пришел? Видишь котел? Иди, поскреби!” Там были остатки гречневой каши. Я с таким усердием скребла ее со стенок, что чуть не свалилась в котел. То, что удалось отскрести, принесла домой. В семье царило невероятное счастье — мама и сестра так радовались.

Голод наступил быстро. Многие начали продавать свои ценные вещи. Рядом с булочными образовывались мини-рыночки, где можно было обменять на хлеб даже картину Рембрандта. “Галя, иди мое крепдешиновое платье продай”, — попросила мама. Красивое и дорогое платье совсем не хотелось продавать, но пришлось. На рынке ко мне подошла полненькая девица в военной форме. Спросила, что я хочу взамен. Я сказала, что кусочек хлеба. “У меня нет хлеба, но зато есть дуранда” — ответила она. Дуранда — это такие спрессованные отруби, очень вкусные. От них пахло семечками. Мы их тогда с удовольствием ели. Я бы и сейчас от них не отказалась…

Девушка открыла свой чемодан, а он оказался полностью набит плитками дуранды! Я прошу ее: “Одну плиточку за платье не отдадите?” — “Я весь чемодан тебе отдам”. Обрадовалась я, думаю, как же нам надолго хватит! Бегу домой счастливая и спотыкаюсь. “Мамочка, смотри, что я принесла!” А мама и говорит: “Доча, что же ты наделала… Какая же это дуранда! Это сухой конский навоз...”

Помню, как объявили выдачу хлеба по карточкам. Я встала в 4 утра, чтобы успеть занять очередь. В 6 утра уже образовалась толпа. Когда двери булочной открылись, толпа внесла меня внутрь. Вдруг кто-то крикнул: “Пустите мальчонку вперед!” Отрезали мне кусочек хлеба. Иду домой и слышу шаги. Меня кто-то преследует и постоянно кашляет. Эти шаги ускорялись, когда я ускоряла шаг. Мне было очень страшно, ведь мама лежит и не встает. Открыв дверь дома, поворачиваюсь и вижу мужчину с впалыми щеками и обезумевшим от голода взглядом. Начинаю кричать, а он схватил меня и душит. Мой кусочек хлеба прижат к груди. Он пытается вырвать его, и хлеб крошится. И вдруг мама открывает дверь и как стукнет его кочергой по голове! Остались мы тогда без хлеба, но зато невредимыми.

Моя подруга позвала меня в нашу бывшую школу, которую переоборудовали под госпиталь. Но она сильно заболела, и мне пришлось идти одной. В госпитале лежали военные. Заглянула в одну из палат, а там солдаты сосиски едят. Один солдат крикнул: “Чего смотришь, мальчонка, заходи!” Другой спрашивает: “Петь умеешь?! Пой!” Солдаты, перевязанные бинтами, сидят и слушают меня, один солдатик плачет, а я пою: “Бьется в тесной печурке огонь…” — песню Клавдии Шульженко “В землянке”. Рядом мужчина сардельку очищает и кожицу выкидывает. “Дяденька, не выбрасывайте”. В тряпочку мне завернули, и я быстрее бежать домой, своих кормить.

На площади шестерых немцев вешали. Шестой оказался совсем молоденьким. Он душераздирающе кричал по-немецки “мама”. Я плакала, мне его жалко было…

В 1943-м отправили молодежь до 14 лет копать окопы. Привезли нас с подружкой на станцию Тайцы в деревню Недашицы. Выдали по лопате, а я ее поднять не могла, сил не было, но пыталась копать. За эту работу мы получили целую тарелку супа…»

 

Женщина на корабле

 

После войны Галина Сергеевна окончила ремесленное училище. Несколько лет проработала токарем на Ленинградском металлическом заводе имени И. В. Сталина. С мужем расстались, когда дочери исполнился месяц. Воспитывать ребенка помогала мама — она к тому времени окрепла. На заводе было тяжело. Сосед предложил Галине Сергеевне перейти к нему на работу в Балтийское морское пароходство: «Галина, ну чего ты мучаешься на заводе? Давай-ка я тебя устрою к себе». Девушка сначала отказалась от рейсов: «Как же можно так надолго ребенка оставить?!» Да и родственники были категорически против, но разрешили сделать два рейса в должности дневальной. Первый рейс проходил на пассажирском пароходе «Молотов». Шли по Балтийскому морю: Финляндия, Латвия, Эстония. Привезла родственникам подарки, о которых в то время даже мечтать не могли. На первую зарплату купили мебель в комиссионке. Так два рейса вылились в 20 лет работы на корабле.

Благодаря рейсам дочь стала носить «заграничную» одежду. Семья превратилась в «середняков». Галина Сергеевна объездила полмира, отовсюду привозила сувениры, от африканских масок до огромных раковин. Каждая ее подруга была снабжена таким подарком. На кораблях ходила по странам Европы, Африки, Южной Америки. Не была разве что в Китае.

Шторма и бури стали привычным делом. Самым страшным местом для Галины Сергеевны был Бискайский залив — место, где Атлантический океан омывает берега Испании и Франции. Туманы, скалы, постоянные шторма, частые кораблекрушения — нехорошую славу снискали себе эти воды. Галина Сергеевна помнит шторм в 6 баллов, когда пароход кидало в разные стороны, а матросам было все нипочем. Они требовали, чтобы им выдали еду и орали: «Есть давай!» Посуда падала, женщине было плохо. Вдруг по радио раздался сигнал: терпит бедствие иностранная шхуна. Капитан скомандовал всем собраться на палубе и развернул корабль для оказания помощи. Подошли ближе, а им сообщили, что помощь уже оказана. Другой корабль их опередил. Команде было очень обидно, ведь за оказание помощи выдавали большую премию.

Галина Сергеевна работала на разных теплоходах: и на грузовых, и на научно-исследовательских, и на пассажирских. Видела всех морских жителей: и китов, и акул, и дельфинов. Дельфины часто преследовали корабль, жалобно просили еду, и женщина однажды скормила им весь завтрак матросов — такие они забавные были. А однажды на ее глазах в ЮАР погиб поваренок. В свободное время он решил искупаться и прыгнуть со скалы. Больше не вынырнул, и только плавник акулы периодически показывался из воды.

Особенно тепло советскую команду встречали на Кубе. Они здесь чувствовали себя как дома — автобусы, и то нашего производства. Вместе с командой на берег всегда выходил замполит, который следил, чтобы никто не заводил дружбу с иностранцами. В то время все было очень строго.

Галина Сергеевна ушла на пенсию в 56 лет. Первое время очень скучала по работе. «Жизнь у меня тогда веселая была!» — говорит юбиляр. Долгое время снилось море, но о новом круизе Галина Сергеевна больше не мечтает. Только о том, чтобы снова открылись музеи и театры, которые они с дочерью так любят посещать.

Мария Легашова